ИСТОЧНИК
Среди русских поэтов есть совершенно загадочные персоны. Один из них — Велимир Хлебников. Сколько ни пытался «открыть» для себя этого поэта, при том, что поэзию я очень люблю, у меня не получалось.
И вот два года назад моя добрая прихожанка София Старкина дарит мне выпущенную в известной серии «ЖЗЛ» книгу об этом замечательном и таинственном русском поэте. Сама София и написала эту книгу, она, оказывается, — один из ведущих (я бы сказал лучший, но, думаю, сама София Вячеславовна с этим бы не согласилась) специалистов по Хлебникову. Ее кандидатская и докторская диссертации посвящены этому поэту. А теперь вот и популярная и очень интересная книга.
Книга Софии Вячеславовны Старкиной о Велимире ХлебниковеЯ попросил Софию Вячеславовну рассказать о Велимире Хлебникове и всем нам, читателям блога. Прочитайте не спеша, ощутите на губах пряный вкус строк Хлебникова, попытайтесь увидеть логику и красоту в рожденных поэтом словах и оборотах речи.
Все фотографии подобраны тоже Софией Старкиной.
Автор этого очерка София Старкина
Начало ХХ века дало русской культуре целую плеяду замечательных поэтов, таких, как Анна Ахматова, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Гумилев, Осип Мандельштам и др. Особое место среди них занимает Велимир Хлебников (Велимир — южнославянское имя, которое Виктор Владимирович Хлебников взял в качестве псевдонима). Он прожил неполных 37 лет (даты его жизни 1885 ― 1922), он очень мало печатался, он не занимал никаких должностей, не имел наград и званий, однако его влияние на развитие русской литературы в ХХ веке трудно переоценить. Споры о нем не утихают до сих пор.
Уже в ранних произведениях Хлебникова проявилась его грандиозная работа со словом. В его стихах плывут «облакини», летают «времири» и шуршат «времыши»-камыши. Но не только это удивляло и удивляет читателя в произведениях Хлебникова. Он использует необычные рифмы, в том числе каламбурные, которые ранее считались уместными только в юмористической поэзии. В одном, даже небольшом, стихотворении Хлебников может использовать разные стихотворные размеры. Он называл это «пляской размеров» и делал вполне осознанно. Многие его стихотворения написаны верлибром, или свободным стихом. Он использует и такие экзотические приемы, как палиндром, т.е. строки или тексты, которые читаются одинаково слева направо и справа налево. Хлебников называл палиндром «перевертень». Так написана его поэма «Разин» (1920) ― уникальный случай в литературе.
Поэт создает новый жанр «сверхповести». «Сверхповесть, или заповесть, складывается из самостоятельных отрывков, каждый со своим особым богом, особой верой и особым уставом», ― пишет он в предисловии к сверхповести «Зангези» (1922). Хлебников вводит в поэзию, в литературу такой материал, который, казалось бы, для этого совсем не предназначен. В «Зангези» есть фрагменты, написанные целиком на «заумном языке», есть математические уравнения и формулы, таблицы. Все это расширяет пределы литературы (одна из статей Хлебникова так и называется: «О расширении пределов русской словесности»).
Одно из самых загадочных его произведений называется «Доски судьбы». Это произведение находится на пересечении поэзии, языкознания, истории, математики и философии. Причем все составляющие органично сосуществуют в едином тексте. Поэт говорит о том, что в нашем мире все подчиняется определенным числовым закономерностям, надо только найти их, и жизнь человечества изменится, причем, по глубокому убеждению Хлебникова, изменится в лучшую сторону.
Несмотря на то, что Хлебников прожил всего 37 лет, все события ХХ века, изменившие историю России, прошли через его жизнь. Это русско-японская война, революция 1905 года, Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 года, гражданская война. Хотя многие называли Хлебникова человеком не от мира сего, юродивым, а то и просто сумасшедшим, сейчас, по прошествии почти ста лет, можно с уверенностью сказать, что во многих случаях он был гораздо более прозорливым, чем многие его современники. Интересно, что он всякий раз оказывался в самой гуще событий, как мы бы сейчас сказали, в «горячих точках», и это не было случайностью.
В 1905 году он ― студент Казанского университета. За участие в студенческой демонстрации был арестован и месяц просидел в тюрьме. В годы Первой мировой Хлебников был призван в армию рядовым (это называлось «ратник второго разряда»). К Октябрьским событиям он оказывается в Петрограде, затем наблюдает развитие революции в Москве. Во время Гражданской войны Хлебников колесит по всей России и Украине, скрывается от мобилизации в Добровольческую армию Деникина, принимает участие в помощи голодающим Поволжья. Затем он наблюдает становление советской власти в Азербайджане, участвует в Гилянском походе Красной армии в Персию. В 1922 году он возвращается в Москву, где царит НЭП, и, наконец, отправляется в глухую деревню Новгородской области, где в отсутствие хорошей медицинской помощи через месяц умирает.
Все эти события так или иначе отразились в его творчестве. При этом многие его высказывания удивительно прозорливы. Так, еще в 1912 году дважды в печати он заявил, что в 1917 году следует ждать падения государства. О себе он говорил: «Люди моей задачи умирают в 37 лет», имея в виду судьбу Рафаэля, Байрона, Пушкина, Моцарта. В 1920 году поэму-утопию «Ладомир» Хлебников начал следующими словами: «И замки мирового торга, / Где бедности сияют цепи, / С лицом злорадства и восторга / Ты обратишь однажды в пепел». В 2001 году, когда в Нью-Йорке террористами были разрушены башни Всемирного торгового центра, эти слова Хлебникова вспоминались особенно часто.
В произведении «Лебедия будущего» (1918) он довольно точно описывает Интернет и Живой журнал под именем «тенекниг», где появляются «новинки Земного Шара, дела Соединенных Станов Азии, этого великого союза трудовых общин, стихи, внезапное вдохновение своих членов, научные новинки, извещения родных своих родственников, приказы советов. Некоторые, вдохновленные надписями тенекниг, удалялись на время, записывали свое вдохновение, и через полчаса, брошенное световым стеклом, оно, теневыми глаголами, показывалось на стене».
Друзья называли В. Хлебникова «Королем времени», сам же он предпочитал должность «Председателя Земного Шара». По его замыслу, общество Председателей Земного Шара должно управлять всеми делами на нашей планете. И хотя в действительности до этого еще очень далеко, к произведениям Хлебникова все чаще обращаются и историки, и математики, и философы, да и все любители поэзии.
Осип Мандельштам сказал о Хлебникове: «Каждая его строчка ― начало новой поэмы. Через каждые десять стихов афористическое изречение, ищущее камня или медной доски, на которой оно могло бы успокоиться. Хлебников написал даже не стихи, не поэмы, а огромный всероссийский требник-образник, из которого столетия и столетия будут черпать все, кому не лень».
В этой подборке мы постарались представить наиболее совершенные стихотворения Хлебникова, причем такие, где в минимальной степени проявились эксперименты со словом. Надеемся, что заинтересованные читатели продолжат свое знакомство с творчеством великого русского поэта, прочитают и полюбят в том числе и новаторские его произведения.
Стихотворения снабжены небольшими комментариями.
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей.
Стая легких времирей!
Ты поюнна и вабна,
Душу ты пьянишь, как струны,
В сердце входишь, как волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу легких времирей!
Вабный — манящий, привлекательный (устар.). В сочетании с неологизмом поюнна создается особое поэтическое напряжение. Времирь — слово, придуманное Хлебниковым, оно получено сложением слов время иснегирь. Как выглядит эта птица, каждый может домыслить сам.
Это зависит, уложится ли в строчку слово.
Я не знаю, были ли моей бабушкой и дедом
Обезьяны, так как я не знаю, хочется ли мне сладкого или кислого.
Но я знаю, что я хочу кипеть и хочу, чтобы Солнце
И жилу моей руки соединила общая дрожь.
Но я хочу, чтобы луч звезды целовал луч моего глаза,
Как олень оленя (о их прекрасные глаза!).
Но я хочу, чтобы, когда я трепещу, общий трепет приобщился вселенной.
И я хочу верить, что есть что-то, что остается,
Когда косу любимой девушки заменить, например, временем.
Я хочу вынести за скобки общего множителя, соединяющего меня,
Солнце, небо, жемчужную пыль.
У колодца расколоться
Так хотела бы вода,
Чтоб в болотце с позолотцей
Отразились повода.
Мчась, как узкая змея,
Так хотела бы струя,
Так хотела бы водица
Убегать и расходиться,
Чтоб, ценой работы добыты,
Зеленее стали чёботы,
Черноглазые, ея.
Шепот, ропот, неги стон,
Краска темная стыда.
Окна, избы с трех сторон,
Воют сытые стада.
В коромысле есть цветочек,
А на речке синей челн.
«На, возьми другой платочек,
Кошелек мой туго полн». —
«Кто он, кто он, что он хочет?
Руки дики и грубы!
Надо мною ли хохочет
Близко тятькиной избы?
Или? Или я отвечу
Чернооку молодцу,
О, сомнений быстрых вече,
Что пожалуюсь отцу?
Ах, юдоль моя гореть!»
Но зачем устами ищем
Пыль, гонимую кладбищем,
Знойным пламенем стереть?
И в этот миг к пределам горшим
Летел я, сумрачный, как коршун.
Воззреньем старческим глядя на вид земных шумих,
Тогда в тот миг увидел их.
Слоны бились бивнями так,
Что казались белым камнем
Под рукой художника.
Олени заплетались рогами так,
Что, казалось, их соединял старинный брак
С взаимными увлечениями и взаимной неверностью.
Реки вливались в море так,
Что казалось: рука одного душит шею другого.
Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И каплю молока.
Да это небо,
Да эти облака!
Стеклянный вечер, след зари,
И небо, бледное вдали,
Вблизи задумчиво синеет,
Когда широкая зола
Угасшего кострища
Над входом в звездное кладбище
Огня ворота возвела,
Тогда на белую свечу,
Мчась по текучему лучу,
Летит без воли мотылек.
Он грудью пламени коснется,
В волне огнистой окунется,
Гляди, гляди, и мертвый лег.
Ночь, полная созвездий.
Какой судьбы, каких известий
Ты широко сияешь, книга?
Свободы или ига?
Какой прочесть мне должно жребий
На полночью широком небе?
Сегодня снова я пойду
Туда, на жизнь, на торг, на рынок,
И войско песен поведу
С прибоем рынка в поединок!
Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы
Звезды — невод, рыбы — мы,
Боги — призраки у тьмы.
Стихотворение перекликается с последним произведением Г.Р. Державина «Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей…». Читатели без труда смогут найти здесь и христианские символы.
Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на «ты».
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем,
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца —
Самодержавном народе.
Это стихотворение является откликом на Февральскую революцию 1917 г. В первых строках можно увидеть отсылку к картине Э. Делакруа «Свобода, ведущая народ» («Свобода на баррикадах»). В строке Мы, воины, строго ударим… — отсылка к стихотворению А. Блока «О, весна без конца и без краю…».
Весны пословицы и скороговорки
По книгам зимним проползли.
Глазами синими увидел зоркий
Записки стыдесной земли.
Сквозь полет золотистого мячика
Прямо в сеть тополевых тенет
В эти дни золотая мать-мачеха
Золотой черепашкой ползет.
Стихотворение замечательно тем, что этот мирный пейзаж Хлебников создает в 1919 г. в голодном Харькове, раздираемом гражданской войной.
В синих рябинах вода.
Ветер бросает нечет и чет,
Тихо стоят невода.
В воздухе мглистом испарина,
Где-то не знают кручины,
Темный и смуглый выросли парень,
Рядом дивчина.
И только шум ночной осоки,
И только дрожь речного злака,
И кто-то бледный и высокий
Стоит, с дубровой одинаков.
ИРАНСКАЯ ПЕСНЬ
Как по берегу Ирана,
По его зеленым струям,
По его глубоким сваям,
Сладкой около воды
Вышло двое чудаков
На охоту судаков.
Они целят рыбе в лоб,
Стой, голубушка, стоп!
Они ходят, приговаривают.
Верю, память не соврет.
Уху жарят и пожаривают.
«Эх, не жизнь, а жестянка!»
Ходит в небе самолет
Братвой облака удалого.
Что же скатерть-самобранка,
Самолетова жена?
Иль случайно запоздала,
Иль в острог погружена?
Верю сказке наперед:
Прежде сказка — станет былью,
Но когда дойдет черед,
Мое мясо станет пылью.
И когда знамена оптом
Пронесет толпа, ликуя,
Я проснуся, в землю втоптан,
Пыльным черепом тоскуя.
Или все мои права
Брошу будущему в печку?
Эй, черней, лугов трава!
Каменей навеки, речка!
Это автобиографическое стихотворение создано в 1921 г. В нем отражены впечатления поэта от путешествия в Персию, где его все принимали за дервиша, гуль-муллу («священник цветов» — так переводил это слово Хлебников).
Тайной вечери глаз знает много Нева,
Здесь спасителей кровь причастилась вчера
С телом севера, камнем булыжника.
В ней воспета любовь отпылавших страниц.
Это пеплом любви так черны вечера
И рабочих, и бледного книжника.
Льется красным струя,
Лишь зажжется трояк
На усталых мостах.
Трубы ветра грубы,
А решетка садов стоит стражей судьбы.
Тайной вечери глаз знает много Нева
У чугунных коней, у широких камней
Дворца Строганова.
А это стихотворение — прогулка по Петербургу. Мы узнаем трояки (светильники) на Троицком мосту, решетку Летнего сада, чугунных коней на Аничковом мосту через Фонтанку, дворец Строганова на Мойке...
НЕ ШАЛИТЬ!
Эй, молодчики-купчики,
Ветерок в голове!
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве!
Не затем высока
Воля правды у нас,
В соболях-рысаках
Чтоб катались, глумясь.
Не затем у врага
Кровь лилась по дешевке,
Чтоб несли жемчуга
Руки каждой торговки.
Не зубами скрипеть
Ночью долгою,
Буду плыть, буду петь
Доном-Волгою!
Я пошлю вперед
Вечеровые уструги.
Кто со мною — в полет?
А со мной — мои други!
В стихотворении отразились впечатления Хлебникова от Москвы времен НЭПа. Туда поэт приехал после тяжелых, голодных лет, проведенных в скитаниях.
Еще раз, еще раз!
Я для вас звезда!
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи и звезды:
Он разобьется о камни и подводные мели.
Горе и вам,
Взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни!
И камни будут надсмехаться
Над вами, как вы надсмехались
Надо мной!
Одно из последних стихотворений, написанных Хлебниковым в 1922 году, незадолго до смерти.
В. Хлебников. Фото из студенческого дела. 1908 год.
В. Хлебников, 1913
В. Хлебников, 1913
Памятник В. Хлебникову работы калмыцкого скульптора Степана Ботиева. Установлен на месте рождения поэта в селе Малые Дербеты (Калмыкия).
Для желающих серьезно познакомиться с жизнью и творчеством поэта-футуриста Велимира Хлебникова рекомендую сайт, который делает София Старкина: www.hlebnikov.ru - «Мир Велимира Хлебникова».
Среди русских поэтов есть совершенно загадочные персоны. Один из них — Велимир Хлебников. Сколько ни пытался «открыть» для себя этого поэта, при том, что поэзию я очень люблю, у меня не получалось.
И вот два года назад моя добрая прихожанка София Старкина дарит мне выпущенную в известной серии «ЖЗЛ» книгу об этом замечательном и таинственном русском поэте. Сама София и написала эту книгу, она, оказывается, — один из ведущих (я бы сказал лучший, но, думаю, сама София Вячеславовна с этим бы не согласилась) специалистов по Хлебникову. Ее кандидатская и докторская диссертации посвящены этому поэту. А теперь вот и популярная и очень интересная книга.
Книга Софии Вячеславовны Старкиной о Велимире ХлебниковеЯ попросил Софию Вячеславовну рассказать о Велимире Хлебникове и всем нам, читателям блога. Прочитайте не спеша, ощутите на губах пряный вкус строк Хлебникова, попытайтесь увидеть логику и красоту в рожденных поэтом словах и оборотах речи.
Все фотографии подобраны тоже Софией Старкиной.
Автор этого очерка София Старкина
Я думал о России, которая сменой тундр, тайги, степей
Похожа на один божественно звучащий стих.
В. Хлебников
Похожа на один божественно звучащий стих.
В. Хлебников
О Велимире Хлебникове
Начало ХХ века дало русской культуре целую плеяду замечательных поэтов, таких, как Анна Ахматова, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Гумилев, Осип Мандельштам и др. Особое место среди них занимает Велимир Хлебников (Велимир — южнославянское имя, которое Виктор Владимирович Хлебников взял в качестве псевдонима). Он прожил неполных 37 лет (даты его жизни 1885 ― 1922), он очень мало печатался, он не занимал никаких должностей, не имел наград и званий, однако его влияние на развитие русской литературы в ХХ веке трудно переоценить. Споры о нем не утихают до сих пор.
Уже в ранних произведениях Хлебникова проявилась его грандиозная работа со словом. В его стихах плывут «облакини», летают «времири» и шуршат «времыши»-камыши. Но не только это удивляло и удивляет читателя в произведениях Хлебникова. Он использует необычные рифмы, в том числе каламбурные, которые ранее считались уместными только в юмористической поэзии. В одном, даже небольшом, стихотворении Хлебников может использовать разные стихотворные размеры. Он называл это «пляской размеров» и делал вполне осознанно. Многие его стихотворения написаны верлибром, или свободным стихом. Он использует и такие экзотические приемы, как палиндром, т.е. строки или тексты, которые читаются одинаково слева направо и справа налево. Хлебников называл палиндром «перевертень». Так написана его поэма «Разин» (1920) ― уникальный случай в литературе.
Поэт создает новый жанр «сверхповести». «Сверхповесть, или заповесть, складывается из самостоятельных отрывков, каждый со своим особым богом, особой верой и особым уставом», ― пишет он в предисловии к сверхповести «Зангези» (1922). Хлебников вводит в поэзию, в литературу такой материал, который, казалось бы, для этого совсем не предназначен. В «Зангези» есть фрагменты, написанные целиком на «заумном языке», есть математические уравнения и формулы, таблицы. Все это расширяет пределы литературы (одна из статей Хлебникова так и называется: «О расширении пределов русской словесности»).
Одно из самых загадочных его произведений называется «Доски судьбы». Это произведение находится на пересечении поэзии, языкознания, истории, математики и философии. Причем все составляющие органично сосуществуют в едином тексте. Поэт говорит о том, что в нашем мире все подчиняется определенным числовым закономерностям, надо только найти их, и жизнь человечества изменится, причем, по глубокому убеждению Хлебникова, изменится в лучшую сторону.
Несмотря на то, что Хлебников прожил всего 37 лет, все события ХХ века, изменившие историю России, прошли через его жизнь. Это русско-японская война, революция 1905 года, Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 года, гражданская война. Хотя многие называли Хлебникова человеком не от мира сего, юродивым, а то и просто сумасшедшим, сейчас, по прошествии почти ста лет, можно с уверенностью сказать, что во многих случаях он был гораздо более прозорливым, чем многие его современники. Интересно, что он всякий раз оказывался в самой гуще событий, как мы бы сейчас сказали, в «горячих точках», и это не было случайностью.
В 1905 году он ― студент Казанского университета. За участие в студенческой демонстрации был арестован и месяц просидел в тюрьме. В годы Первой мировой Хлебников был призван в армию рядовым (это называлось «ратник второго разряда»). К Октябрьским событиям он оказывается в Петрограде, затем наблюдает развитие революции в Москве. Во время Гражданской войны Хлебников колесит по всей России и Украине, скрывается от мобилизации в Добровольческую армию Деникина, принимает участие в помощи голодающим Поволжья. Затем он наблюдает становление советской власти в Азербайджане, участвует в Гилянском походе Красной армии в Персию. В 1922 году он возвращается в Москву, где царит НЭП, и, наконец, отправляется в глухую деревню Новгородской области, где в отсутствие хорошей медицинской помощи через месяц умирает.
Все эти события так или иначе отразились в его творчестве. При этом многие его высказывания удивительно прозорливы. Так, еще в 1912 году дважды в печати он заявил, что в 1917 году следует ждать падения государства. О себе он говорил: «Люди моей задачи умирают в 37 лет», имея в виду судьбу Рафаэля, Байрона, Пушкина, Моцарта. В 1920 году поэму-утопию «Ладомир» Хлебников начал следующими словами: «И замки мирового торга, / Где бедности сияют цепи, / С лицом злорадства и восторга / Ты обратишь однажды в пепел». В 2001 году, когда в Нью-Йорке террористами были разрушены башни Всемирного торгового центра, эти слова Хлебникова вспоминались особенно часто.
В произведении «Лебедия будущего» (1918) он довольно точно описывает Интернет и Живой журнал под именем «тенекниг», где появляются «новинки Земного Шара, дела Соединенных Станов Азии, этого великого союза трудовых общин, стихи, внезапное вдохновение своих членов, научные новинки, извещения родных своих родственников, приказы советов. Некоторые, вдохновленные надписями тенекниг, удалялись на время, записывали свое вдохновение, и через полчаса, брошенное световым стеклом, оно, теневыми глаголами, показывалось на стене».
Друзья называли В. Хлебникова «Королем времени», сам же он предпочитал должность «Председателя Земного Шара». По его замыслу, общество Председателей Земного Шара должно управлять всеми делами на нашей планете. И хотя в действительности до этого еще очень далеко, к произведениям Хлебникова все чаще обращаются и историки, и математики, и философы, да и все любители поэзии.
Осип Мандельштам сказал о Хлебникове: «Каждая его строчка ― начало новой поэмы. Через каждые десять стихов афористическое изречение, ищущее камня или медной доски, на которой оно могло бы успокоиться. Хлебников написал даже не стихи, не поэмы, а огромный всероссийский требник-образник, из которого столетия и столетия будут черпать все, кому не лень».
В этой подборке мы постарались представить наиболее совершенные стихотворения Хлебникова, причем такие, где в минимальной степени проявились эксперименты со словом. Надеемся, что заинтересованные читатели продолжат свое знакомство с творчеством великого русского поэта, прочитают и полюбят в том числе и новаторские его произведения.
Стихотворения снабжены небольшими комментариями.
***
Там, где жили свиристели,Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей.
Стая легких времирей!
Ты поюнна и вабна,
Душу ты пьянишь, как струны,
В сердце входишь, как волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу легких времирей!
Вабный — манящий, привлекательный (устар.). В сочетании с неологизмом поюнна создается особое поэтическое напряжение. Времирь — слово, придуманное Хлебниковым, оно получено сложением слов время иснегирь. Как выглядит эта птица, каждый может домыслить сам.
***
Я не знаю, Земля кружится или нет,Это зависит, уложится ли в строчку слово.
Я не знаю, были ли моей бабушкой и дедом
Обезьяны, так как я не знаю, хочется ли мне сладкого или кислого.
Но я знаю, что я хочу кипеть и хочу, чтобы Солнце
И жилу моей руки соединила общая дрожь.
Но я хочу, чтобы луч звезды целовал луч моего глаза,
Как олень оленя (о их прекрасные глаза!).
Но я хочу, чтобы, когда я трепещу, общий трепет приобщился вселенной.
И я хочу верить, что есть что-то, что остается,
Когда косу любимой девушки заменить, например, временем.
Я хочу вынести за скобки общего множителя, соединяющего меня,
Солнце, небо, жемчужную пыль.
***
У колодца расколоться
Так хотела бы вода,
Чтоб в болотце с позолотцей
Отразились повода.
Мчась, как узкая змея,
Так хотела бы струя,
Так хотела бы водица
Убегать и расходиться,
Чтоб, ценой работы добыты,
Зеленее стали чёботы,
Черноглазые, ея.
Шепот, ропот, неги стон,
Краска темная стыда.
Окна, избы с трех сторон,
Воют сытые стада.
В коромысле есть цветочек,
А на речке синей челн.
«На, возьми другой платочек,
Кошелек мой туго полн». —
«Кто он, кто он, что он хочет?
Руки дики и грубы!
Надо мною ли хохочет
Близко тятькиной избы?
Или? Или я отвечу
Чернооку молодцу,
О, сомнений быстрых вече,
Что пожалуюсь отцу?
Ах, юдоль моя гореть!»
Но зачем устами ищем
Пыль, гонимую кладбищем,
Знойным пламенем стереть?
И в этот миг к пределам горшим
Летел я, сумрачный, как коршун.
Воззреньем старческим глядя на вид земных шумих,
Тогда в тот миг увидел их.
***
Слоны бились бивнями так,
Что казались белым камнем
Под рукой художника.
Олени заплетались рогами так,
Что, казалось, их соединял старинный брак
С взаимными увлечениями и взаимной неверностью.
Реки вливались в море так,
Что казалось: рука одного душит шею другого.
***
Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И каплю молока.
Да это небо,
Да эти облака!
***
Когда над полем зеленеет Стеклянный вечер, след зари,
И небо, бледное вдали,
Вблизи задумчиво синеет,
Когда широкая зола
Угасшего кострища
Над входом в звездное кладбище
Огня ворота возвела,
Тогда на белую свечу,
Мчась по текучему лучу,
Летит без воли мотылек.
Он грудью пламени коснется,
В волне огнистой окунется,
Гляди, гляди, и мертвый лег.
***
Ночь, полная созвездий.
Какой судьбы, каких известий
Ты широко сияешь, книга?
Свободы или ига?
Какой прочесть мне должно жребий
На полночью широком небе?
***
Сегодня снова я пойду
Туда, на жизнь, на торг, на рынок,
И войско песен поведу
С прибоем рынка в поединок!
***
Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы
Звезды — невод, рыбы — мы,
Боги — призраки у тьмы.
Стихотворение перекликается с последним произведением Г.Р. Державина «Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей…». Читатели без труда смогут найти здесь и христианские символы.
***
Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на «ты».
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем,
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца —
Самодержавном народе.
Это стихотворение является откликом на Февральскую революцию 1917 г. В первых строках можно увидеть отсылку к картине Э. Делакруа «Свобода, ведущая народ» («Свобода на баррикадах»). В строке Мы, воины, строго ударим… — отсылка к стихотворению А. Блока «О, весна без конца и без краю…».
***
Весны пословицы и скороговорки
По книгам зимним проползли.
Глазами синими увидел зоркий
Записки стыдесной земли.
Сквозь полет золотистого мячика
Прямо в сеть тополевых тенет
В эти дни золотая мать-мачеха
Золотой черепашкой ползет.
Стихотворение замечательно тем, что этот мирный пейзаж Хлебников создает в 1919 г. в голодном Харькове, раздираемом гражданской войной.
***
Точит деревья и тихо течет В синих рябинах вода.
Ветер бросает нечет и чет,
Тихо стоят невода.
В воздухе мглистом испарина,
Где-то не знают кручины,
Темный и смуглый выросли парень,
Рядом дивчина.
И только шум ночной осоки,
И только дрожь речного злака,
И кто-то бледный и высокий
Стоит, с дубровой одинаков.
ИРАНСКАЯ ПЕСНЬ
Как по берегу Ирана,
По его зеленым струям,
По его глубоким сваям,
Сладкой около воды
Вышло двое чудаков
На охоту судаков.
Они целят рыбе в лоб,
Стой, голубушка, стоп!
Они ходят, приговаривают.
Верю, память не соврет.
Уху жарят и пожаривают.
«Эх, не жизнь, а жестянка!»
Ходит в небе самолет
Братвой облака удалого.
Что же скатерть-самобранка,
Самолетова жена?
Иль случайно запоздала,
Иль в острог погружена?
Верю сказке наперед:
Прежде сказка — станет былью,
Но когда дойдет черед,
Мое мясо станет пылью.
И когда знамена оптом
Пронесет толпа, ликуя,
Я проснуся, в землю втоптан,
Пыльным черепом тоскуя.
Или все мои права
Брошу будущему в печку?
Эй, черней, лугов трава!
Каменей навеки, речка!
Это автобиографическое стихотворение создано в 1921 г. В нем отражены впечатления поэта от путешествия в Персию, где его все принимали за дервиша, гуль-муллу («священник цветов» — так переводил это слово Хлебников).
***
Тайной вечери глаз знает много Нева,
Здесь спасителей кровь причастилась вчера
С телом севера, камнем булыжника.
В ней воспета любовь отпылавших страниц.
Это пеплом любви так черны вечера
И рабочих, и бледного книжника.
Льется красным струя,
Лишь зажжется трояк
На усталых мостах.
Трубы ветра грубы,
А решетка садов стоит стражей судьбы.
Тайной вечери глаз знает много Нева
У чугунных коней, у широких камней
Дворца Строганова.
А это стихотворение — прогулка по Петербургу. Мы узнаем трояки (светильники) на Троицком мосту, решетку Летнего сада, чугунных коней на Аничковом мосту через Фонтанку, дворец Строганова на Мойке...
НЕ ШАЛИТЬ!
Эй, молодчики-купчики,
Ветерок в голове!
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве!
Не затем высока
Воля правды у нас,
В соболях-рысаках
Чтоб катались, глумясь.
Не затем у врага
Кровь лилась по дешевке,
Чтоб несли жемчуга
Руки каждой торговки.
Не зубами скрипеть
Ночью долгою,
Буду плыть, буду петь
Доном-Волгою!
Я пошлю вперед
Вечеровые уструги.
Кто со мною — в полет?
А со мной — мои други!
В стихотворении отразились впечатления Хлебникова от Москвы времен НЭПа. Туда поэт приехал после тяжелых, голодных лет, проведенных в скитаниях.
***
Еще раз, еще раз!
Я для вас звезда!
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи и звезды:
Он разобьется о камни и подводные мели.
Горе и вам,
Взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни!
И камни будут надсмехаться
Над вами, как вы надсмехались
Надо мной!
Одно из последних стихотворений, написанных Хлебниковым в 1922 году, незадолго до смерти.
В. Хлебников. Фото из студенческого дела. 1908 год.
В. Хлебников, 1913
В. Хлебников, 1913
Памятник В. Хлебникову работы калмыцкого скульптора Степана Ботиева. Установлен на месте рождения поэта в селе Малые Дербеты (Калмыкия).
Для желающих серьезно познакомиться с жизнью и творчеством поэта-футуриста Велимира Хлебникова рекомендую сайт, который делает София Старкина: www.hlebnikov.ru - «Мир Велимира Хлебникова».
Забавный поэт.
ОтветитьУдалитьГлеб, наверное, соглашусь ))
Удалить